Современные контексты военно-гражданских отношений (концепция С. Хантингтона применительно к реалиям ХХI столетия)

Полтораков А.Ю.

// Национальная безопасность (РФ). – 2010. – №1.

  

В армии всё точь-в-точь как у бойскаутов,
только бойскауты находятся под присмотром взрослых.

Блейк Кларк

 

Отечественному (прежде всего российскому и украинскому) экспертному сообществу американский политолог Семюель Филипп Хантингтон (1927-2008) известен преимущественно как автор концепции «столкновения цивилизаций»[1] и один из ведущих теоретиков политической транзитологии (разработчик концепции «волн демократизации»)[2].

Однако, к сожалению, до сих пор остается малоизвестной его концепция «военно-гражданских отношений», репрезентованная еще в конце 1950-х гг. Военно-политологическая работа С. Хантингтона «Солдат и Государство. Теория и политика военно-гражданских отношений» (1957)[3] – наряду из военно-социологической работой М. Яновица «Профессиональный солдат. Социальный и политический портрет» (1960)[4] – считается едва ли не «библией» исследований «сектора безопасности».

Вот что вспоминал по этому поводу сам С. Хантингтон: «Моя первая книга, вышедшая в 1957 году, называлась "Солдат и государство" и была посвящена взаимоотношениям военных и структур гражданского общества - в основном применительно к Соединенным Штатам, но также и в более широком смысле. Она вызвала столь противоречивые оценки, что в конечном счете, поскольку мой непосредственный руководитель был от нее, мягко говоря, не в восторге, мне пришлось покинуть Гарвард и на четыре года перебраться в Нью-Йорк, в Колумбийский университет. Позже, однако, в Гарварде поняли, что совершили ошибку, и пригласили меня обратно. Но та старая книга была подвергнута критике не только профессором с моего факультета, но и многими другими авторитетными специалистами. Однако прошло почти 50 лет, и на нее ссылаются чуть ли не как на классическую работу о взаимоотношении военных и гражданских институтов. И многие, кто исследует сегодня эту тему, начинают с упоминания той моей книги»[5].

Учитывая то обстоятельство, что предложенная С. Хантингтоном концепция, уже давно ставшая классической[6], появилась свыше полстолетия тому назад, актуализируется потребность ее переосмысления с учетом непростых реалий начала ХХI века[7].

Военный профессионализм и политический контроль:

специфика взаимосвязи

Модель С. Хантингтона отталкивалась от идеи профессионализма офицерского состава[8], определявшейся в терминах опыта, ответственности и корпоративности.

Здесь необходимо заметить, что западное понимание категории «профессионализма» существенно отличается от отечественного – это усложняет понимание самой идеи «профессионального военного» (это же утверждение справедливо и для категории «контроля»). В восточнославянских языках (белорусском, русском или украинском) «профессия» – это не более чем основной вид трудовой деятельности, которая требует соответствующей подготовки и является основным источником существования. В германских языках (в частности английском или немецком) основное значение иное – оно толкуется как «публичное торжественное заявление» или даже «обет»[9]. Именно в таких значениях Г. Вебер использовал термин«bеruf»[10] в своих эссе «Wissenschaft als Beruf» (1918), «Politik als Beruf» (1919) и пр.[11]. Соответственно, широко употребляемый в отечественном военно-политическом дискурсе термин «профессиональная армия» для западного экспертного сообщества остается маловразумительным. Так, например, российский эксперт Шлыков пишет: «Американские военные, включая аналитиков Пентагона и военных ученых, искренне изумляются, когда узнают, что в России американскую армию называют профессиональной. Офицеры же национальной гвардии, являющейся неотъемлемым компонентом Вооруженных сил США, оскорбленно возражают, что они никакие не профессионалы, а граждане в военной форме. В этом их обычно поддерживают и офицеры-резервисты. На мою просьбу в Пентагоне дать разъяснение терминов «профессиональные вооруженные силы» и «профессиональный военный» пришел ответ, который привожу дословно: «Мы провели поиски официального толкования терминов "профессиональная армия / профессиональные вооруженные силы / профессиональный военный". Результаты нам показались интересными. Выяснилось, что в Комитете начальников штабов таких терминов не употребляют. Не пользуются ими и спичрайтеры министра обороны, хотя они и оказали нам помощь в попытках найти ответ. Более того, эти спичрайтеры заинтригованы проблемой использования этих терминов в России, поскольку их использование русскими совершенно не отражает смысла, вкладываемого в них американцами. Тем не менее им пришлось признать, что какого-либо официального определения данных терминов не существует. Спичрайтеры, вероятно, попытаются добиться, чтобы аппарат министра обороны в будущем сформулировал эти дефиниции»[12].

Базируясь на соответствующем понимании «профессионализма» гарвардский профессор С. Хантингтон предложил систему, дающую возможность установить баланс между компетенцией военных и всеобъемлющим политическим верховенством гражданских; эту систему ученый определил понятием «объективный контроль». С. Хантингтон рекомендовал гражданскому руководству предоставить профессиональным военным значительную автономию в тактической и оперативной сфере в обмен на их полное и безусловное подчинения гражданскому контролю в вопросах политики и «большой стратегии». Хоть эта система и не всегда подтверждалась практикой, она на протяжении полстолетия формировала представление американского «стратегического сообщества»[13] (а с ним – и всего западного[14]) о том, как гражданской власти нужно осуществлять надзор за «военщиной». Если ее не нарушали, она приводила и к сбалансированным в целом отношениям между гражданскими и военными, и к разумным политическим решениям[15].

Объективный контроль можно считать надежным средством против политизации вооруженных сил. Профессиональные военные продвигаются иерархической лестницей благодаря усовершенствованию своего профессионального мастерства. В связи с этим они хотят добиться максимальной изолированности профессиональной деятельности от внешних влияний, и прежде всего от политики. Как отмечал американский исследователь Дж. Лепингуел, «профессионализм является полной противоположностью политизации, потому что по мере политизации армия теряет свою ориентацию на усовершенствование военного мастерства и продвижения служебными ступеньками согласно критериям профессионализма, превращаясь вместо этого в политическую организацию».

По словам С. Хантингтона, «вмешательство военных в политику является антитезисом объективному контролю: гражданский контроль уменьшается по мере того, как увеличивается участие армии в институциональной, классовой и конституционной политике. Субъективный контроль, наоборот, предполагает такое вмешательство. Суть объективного гражданского контроля предполагает признание автономности военного профессионализма; суть субъективного гражданского контроля состоит в отрицании независимости военной сферы. …субъективный гражданский контроль достигает своих целей путем навязывания военным гражданских ценностей, превращая армию в зеркало государства. Объективный гражданский контроль добивается своих целей путем милитаризации армии, превращая ее в инструмент государства».

При объективном гражданском контроле, по убеждению его приверженцев, достигается принципиальное снижение влияния армии в обществе. Армия становится политически «стерильной» и нейтральной ко всем участникам политической борьбы. Тем самым лозунг гражданского контроля перестает быть прикрытием групповых политических интересов, возвышаясь до уровня аналитической концепции, могущей обеспечивать интересы всех социальных прослоек общества.

Контроль осуществляется в той мере, в какой уменьшается власть военных групп[16]. Кроме того, при субъективном контроле разные гражданские агенты, например парламент и глава государства, стараются максимизировать свое влияние на вооруженные силы.

Вместе с тем объективный контроль предусматривает признание существования в вооруженных силах особых, оставленных профессиональным военным автономных, свободных от политики сфер (например, боевая подготовка, овладение навыками применения разных видов оружия и т.п.)[17]. Таким образом политическая деятельность гражданских групп в вооруженных силах минимизируется. В своей сфере военные самые осуществляют контроль. При условии объективного контроля над вооруженными силами С. Хантингтон сводит гражданский элемент контроля к той границе, что не дает возможности военным самостоятельно определять, например, порядок их использования в рамках конституционного предназначения[18].

Для сравнения, Эрик Нордлингер предлагал «либеральную» и «проникающую» модели гражданского контроля, хотя они по смыслу полностью совпадали с хантингтоновскими определениями объективного и субъективного контроля.

Профессор С. Хантингтон констатировал, что обе эти формы гражданского контроля имеют одну и одну и ту же цель – максимальное усиление гражданской власти относительно власти военных структур и минимизацию влияния военных на политику. Однако методы достижения этих целей у субъективного и объективного гражданского контроля радикально разтличаются[19].

По словам С. Хантингтона, «вмешательство военных в политику является антитезисом объективного контроля: гражданский контроль уменьшается по мере того, как увеличивается участие армии в институциональной, классовой и конституционной политике. субъективный контроль, наоборот, предполагает такое вмешательство. Суть объективного гражданского контроля предполагает признание автономности военного профессионализма; суть субъективного гражданского контроля состоит в возражении независимости военной сферы. … субъективный гражданский контроль достигает своих целей путем навязывания военным гражданских ценностей, превращая армию в зеркало государства. Объективный гражданский контроль добивается своих целей путем милитаризации армии, превращая ее в инструмент государства».

Отталкиваясь от результатов исследования С. Хантингтона, можно в качестве предварительного вывода утверждать, что всеобъемлющий гражданский контроль над военной организацией государства и его деятельностью априорно обречен на провал. Значительная часть контроля должна быть организована в военной сфере изнутри и оставленная за военными, во всяком случае, пока офицеры и служащие действуют согласно законам и директивам легитимных органов государственной власти. Поэтому вооруженные силы и военные формирования держат по возможности дальше от партийно-политической борьбы за власть.

 

 

Социополитическое измерение военно-гражданских отношений:

историко-культурный контекст

Особого внимания заслуживает вывод американского профессора о том, что молодежь по обыкновению достаточно «прохладно» относится к институту армии и что во многих случаях подобные настроения превалируют во всем обществе. (Военная авантюра США в Вьетнаме, начавшаяся вскоре после выхода анализируемой работы, ярко это подтвердила). Однако популярность и авторитет вооруженных сил имеют, по мнению С. Хантингтона, неуклонно возрастать в условиях, когда международная обстановка становится все более сложной, непредсказуемой и опасной – чем выше степень обеспокоенности общества собственной безопасностью, тем более популярной становится армия и тем большую значимость она приобретает в глазах население.

Однако реалии последнего десятилетия показывают, что существует своеобразное «пороговое» значение общественной поддержки армии, которое к тому же со временем существенно снижается. Так, 1971 года (после поражения во Вьетнаме) уровень доверия американцев к армии снизился до 27%, тогда как «рейтинг доверия» колледжей/университетов (своеобразной «альтернативы армии») достигал 44%. Для сравнения, в 2001 г. (еще до событий 11 сентября) уже рейтинг армии составлял 44%, тогда как колледжей/университетов – лишь 37%.

Состояние перманентного «напряжения» (к тому же усиливаемое социоэкономическим кризисом), в котором, начиная с 11 сентября 2001 г., находится «образцовое» американское общество, превращается в фактор, постепенно подрывающий если не доверие к армии, то по крайней мере желание идти на определенные жертвы ради обеспечения собственной «жесткой безопасности», основным инструментом чего остаются именно вооруженные силы.

В рамках политологической компаративистики видится перспективным сопоставление этой ситуации с современными украинскими реалиями. Результаты социологического опроса, проведенный Центром Разумкова в августе 2009 г., показали, что готовность защищать Украину в случае военной опасности проявили 63% ее граждан – от 65% на Западе (против 18% неготовых) до 58% на Юге (против 20%). Причем готовность к защите проявили не только 68-70% юных (18-29 лет) и молодых (30-39 лет) граждан, а и 50% граждан в возрасте 60 лет и старше. Неготовность – от 16% юных и молодых до 31% представителей преклонного возраста. Для сравнения, в августе 2008 г. (период российско-грузинского вооруженного конфликта) аналогичную готовность проявили только 48% граждан (против 28% неготовых и 24% неопределившихся).

Отдельное место занимает характерная для таких постсоветских государств как Россия и Украина проблема недостаточного доверия к сектору безопасности в контексте общего общественного недоверия к власти (уместным видится напоминания афоризма Г. Киссинджера о том, что «девяносто процентов политиков создают плохую репутацию оставшимся десяти процентам»). Ситуацию усложняет также то обстоятельство, что сектор безопасности современного образца («открытого» типа) в наших странах только формируется. В украинских реалиях наблюдается социально-психологический парадокс: доверие к армии или милиции в целом (как к наиболее социализированным «институтам (силового сегмента) власти») есть достаточно высокой – и большая боязнь перед «неуставными отношениями» в армии или «неразрешенными методами ведения следствия» в милиции.

Ситуацию усложняет также крайняя забюрократизованность государственного аппарата (вспомним «Закон Паркинсона»[20]), помноженная (особенно в наших реалиях) на «традиционную» коррумпированность чиновничества. Борьба с этими явлениями по обыкновению ведется «от случая до случая» – путем периодических (но вместе с тем эпизодичных) сокращений управленческо-административных структур и расследованием «громких дел».

«За скобками» глубокого политологического анализа С. Хантингтона (хотя и по «уважительным» причинам) также остались вопросы политико-психологического плана – вопрос идеологии и пропаганды, которые в условиях «информационного общества» чрезвычайно актуализируются. Вспомним, например, что по афористическим выражению президента Г. Трумэна, морская пехота США «имеет пропагандистскую машину, почти подобную сталинской».

В 2003 году наивысший уровень доверия к вооруженным силам США ощущали почти 40% американцев, смотревших ТВ не менее 8 часов в сутки, и 29% тех, кто тратил на просмотр ТВ меньше 4 часов на день.

Пентагон, в свою очередь, достаточно активно влияет на подобные настроения – в частности, периодически выделяя средства на съемку художественных кинокартин. Например, частично за счет средств военного бюджета США были снятые такие известные ленты, как «Охота на «Красный Октябрь»» (The Hunt for "Red October", 1990) или «Перл-Харбор» (Pearl Harbor, 2001)[21]. Вместе с тем, военное ведомство США отказалось выделить деньги на съемки, например, таких лент, как «Уловка-22» (Catch-22, 1970), «Апокалипсис сегодня» (Apocalypse Now, 1979), «Взвод» (Platoon, 1986), «Родившийся 4-го июля» (Born on the 4th of July , 1989), ставшие классикой мирового кинематографа. Отметим также, что появление в российском медиа-прокате все большего количества фильмов военно-патриотической направленности свидетельствует, что российский кинематограф также все более активнее отзывается на т.н. «социальный заказ», порождаемое государственнической политикой Кремля.

 

Гражданско-военные отношения: международный аспект

Со времени, прошедшего с момента публикации анализируемой работы С. Хантингтона, военно-гражданские отношения обогатились также международным компонентом[22] – прежде всего благодаря становлению и развитию ОБСЕ, происходвшему в контексте принципиальных геостратегических изменений среды безопасности. Ключевым событием (своеобразной «точкой бифуркации») можно считать период окончания «Холодной войны» и блокового противостояния, имевшими опосредствованным следствием активизацию процессов трансрегионального военно-политического сотрудничества.

В рамках содействия «молодым демократиям» и с целью преодоления проблем, связанных с адаптацией к новым реалиям безопасности, в период с сентября 1992-го по ноябрь 1994 г. в рамках Форума ОБСЕ по сотрудничеству в сфере безопасности государствами-участницами был разработанный «Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности» ОБСЕ[23]. Этот международный документ стал основой определения направлений и принципов регулирования внутренней и международной деятельности государств в военно-политической сфере в рамках новосоздаваемой системы европейской безопасности. «Кодекс поведения…» был одобрен главами государств и правительств 52-ох стран, принявшими участие в Будапештском саммите совещания из безопасности и сотрудничества в Европе в декабре 1994 г., а 1 января 1995 г. приобрел силу как политически обязывающий документ.

Его существенная особенность – наличие положений, касающихся международно-политического контроля (!), демократии и принципов применения вооруженных сил, военных формирований и сил внутренней безопасности, а также разведывательных служб и полиции. «Кодекс поведения…» регулирует вопросы, в прошлом принадлежавшие к внутренней юрисдикции государства. Целью документа является передача контроля над всеми силами и службами, принимающими участие в реализации монополии государства на применение или угрозу применения силы внутри или за ее пределами, независимым, законно и демократически созданным институтам. Все силы и службы, входящие в систему обеспечения национальной безопасности и обороны государства, должны соблюдать принципы законности, демократии, нейтралитета, уважения к правам человека и гражданским правам, а также соблюдать нормы международного гуманитарного права.

Так, в статье 20 раздела 7 «Кодекса…» ОБСЕ ( 1994 г.) определяет: «Государства-участники рассматривают демократический политический контроль над военными и военизированными силами, силами внутренней безопасности, а также разведывательными службами и полицией как незаменимый элемент стабильности и безопасности. Они будут содействовать интеграции своих вооруженных сил с гражданским обществом в качестве важного проявления демократии».

Хотя «Кодекс…» ОБСЕ и ценен тем, что в нем содержится минимальный набор стандартов, относительно которых все страны-участники сошлись во взглядах, но рассматривать его как обязательную концепцию с конкретными правилами из гражданского контроля нельзя.

Отдельного исследования заслуживает также проблема того, что механическая экстраполяция на специфические социокультурные или социополитические реалии даже «апробированных» моделей политического управления и контроля во многих случаях оборачивается своеобразным «политическим паллиативом» (средством, избавляющим лишь от внешних признаков болезни). Это лишь внешне меняет систему государственного управления, оставляя нерешенными системные недостатки или загоняя их на латентный уровень, что существенно усложняет их преодоление.

 

Выводы

В 1957 г. в предисловии к книге «Солдат и Государство» С. Хантингтон писал, что взаимоотношения между гражданской и военной властью «страдают от недостатка теоретической базы». Сегодня, через полстолетия после выхода этого труда, утверждение в значительной мере приобрело новое измерение, новою значимость и новое звучание.

К главным принципам военно-гражданских отношений можно отнести функциональный и социальный, определенные С. Хантингтоном, где функциональный императив исходит из угроз общественной безопасности, а социальный – отображает социальную структуру, идеологию и органы с доминирующим положением в политической системе. Взаимодействие между этими двумя императивами, интерпретирущими функционирование вооруженных сил, является теоретической базой практики субъекта военно-гражданских отношений.

В непростых реалиях «безопасность-центрического» мира проблематика военно-гражданских отношений выходит на принципиально новый политико-политологический уровень – речь уже идет об общем контексте отношений гражданского общества с силовым сегментом государственной власти.

При этом новая модель должна быть дополнена прежде всего международно-политическим и историко-культурным компонентами.

А классическая работа С. Хантингтона «Солдат и Государство» пока что ждет своего русского переводчика, а с ним – и своего российского (а также украинского и пр.) читателя.

 

Литература

 

1.              Денисенко B.C., Катранджиев В.И. Сэмюэл Хантингтон о военно-гражданских отношениях во внешнеполитической стратегии США // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. – 2001. – № 1.

2.             Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности – ОБСЕ, 1994. // http://www.osce.org/documents/fsc/1994/12/4270_ru.pdf

3.             Кортунов С.В. Военно-гражданские отношения в вопросах военной доктрины и военного строительства // Военно-гражданские отношения в демократическом обществе. – М. : Фонд Карнеги за международный мир, 1998.

4.             Паркинсон С.Н. Законы Паркинсона. – М. : Фаир-Пресс, 1999.

5.             Печуров С.Л. Гражданско-военные отношения в англо-саксонской системе руководства вооруженными силами // Военная мысль (Военно-теоретический журнал: Орган Министерства обороны РФ). – 2008. – № 10.

6.             Полтораков А.Ю. Военно-гражданские отношения в контексте национальной безопасности: политико-структурные аспекты // Национальная безопасность (РФ). – 2009. – №8. – С. 81-89.

7.             Трикило Е.А. Военно-гражданские отношения в условиях демократии : Социально-философский анализ : Дис. ... к.филос.н. : 09.00.11 – М., 2002.

8.             Хантингтон С. Persona grata. Трудности… привыкания // Свободная мысль. – 2005. – №4.

9.             Шлыков В. Миф об американской «профессиональной армии» // Отечественные записки. – 2002. – №8.

10.          Шутова В.А. Феномен призвания в работах М. Вебера // Вестник Челябинского государственного университета. – 2009. – № 18 (156).

11.           Armed Forces and International Security. Global Trends and Issues. / Jean Callaghan, Franz Kernic (Eds.). – Muenster: Lit, 2003.

12.          Brannon R. Russian Civil-military Relations. Military Strategy and Operational Art – Ashgate Publishing Ltd., 2009.

13.          Huntington S. The Clash of Civilizations and Remarking of World Order. – N.Y.: Simon & Shuster, 1996.

14.          Huntington S. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations – Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1957.

15.          Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. – Norman and London, 1991.

16.          Janowitz M. Civil-military relations: regional perspectives – Beverly Hills, Calif.: Sage Publications, 1981. (Published in cooperation with the Inter-university Seminar on Armed Forces and Society)

17.          Janowitz M. The Professional Soldier – Free Press Glencoe, 1964.

18.          Lewis M. England’s Sea Officers: The Story of the Naval Profession – London : George Allen & Unwin, 1939.

19.          N'Diaye B. How Not to Institutionalize Civilian Control: Kenya's Coup Prevention Strategies, 1964-1997 // Armed Forces & Society. – 2002. – Vol. 28.

20.         Pollard T., Boggs C. The Hollywood War Machine: U.S. Militarism and Popular Culture – Boulder, CO : Paradigm, 2007.

 

Полтораков А.Ю. Современные контексты военно-гражданских отношений (концепция С. Хантингтона применительно к реалиям ХХI столетия) // Национальная безопасность (РФ). – 2010. – №1.

К главным принципам военно-гражданских отношений можно отнести функциональный и социальный, определенные С. Хантингтоном, где функциональный императив исходит из угроз общественной безопасности, а социальный — отображает социальную структуру, идеологию и органы с доминирующим положением в политической системе. Взаимодействие между этими двумя императивами, интерпретирущими функционирование вооруженных сил, является теоретической базой практики субъекта военно-гражданских отношений. В непростых реалиях «безопасность-центрического» мира проблематика военно-гражданских отношений выходит на принципиально новый политико-политологический уровень — речь уже идет об общем контексте отношений гражданского общества с силовым сегментом государственной власти. При этом новая модель должна быть дополнена прежде всего международно-политическим и историко-культурным компонентами.

Ключевые слова: Социология, военно-гражданские, Хантингтон, контроль, политика, безопасность, общество, государство, профессионализм, гражданский

 

Poltorakov, A. Yu. Modern Frameworks of Civil-Military Relations (Samuel Huntington’s Conception Applied to the Realities of the 21st Century). National Security. 2010. Vol.1.

According to the author, the main principals of civil-military relations include the functional and social principles defined by Samuel Huntington. Based on Huntington, functional imperative is derived from the dangers for social security and the social imperative reflects the social structure, ideology and agencies with a dominating status in a political system. Interaction between these two imperatives interpreting military functions is a theoretical base of experience of civil-military relations. In difficult realities of a ‘security centralized’ world, civil-military relations reach a completely new level, — relations between a civil society and a forceful element of state power. According to the author, a new model of such relations must be supplied with international political and historical and cultural components in the first place.

KeyWords: social studies, civil-military, Huntington, control, politics, security, society, state, professionalism, civil


[1] Huntington S. The Clash of Civilizations and Remarking of World Order. – Simon & Schuster, 1996.

[2] Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. – Norman and London, 1991.

[3] Huntington S. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations –Harvard Univ. Press, 1957.

[4] Janowitz M. Civil-military relations: regional perspectives –Sage Pubs, 1981.

См. также Janowitz M. Civil-military relations: regional perspectives – Sage Pubs, 1981.

[5] Хантингтон С. Persona grata. Трудности привыкания // Свободная мысль. – 2005. – №4. – С. 12.

[6] Денисенко B.C., Катранджиев В.И. Сэмюэл Хантингтон о военно-гражданских отношениях во внешнеполитической стратегии США // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. – 2001. – № 1.

[7] Полтораков А.Ю. Военно-гражданские отношения в контексте национальной безопасности: политико-структурные аспекты // Национальная безопасность (РФ). – 2009. – №8.

Ср.: Brannon R. Russian Civil-military Relations. Military Strategy and Operational Art – Ashgate, 2009.

[8] Ср. Lewis M. England’s Sea Officers: The Story of the Naval Profession George Allen & Unwin, 1939.

[9] Для сравнения, «профессиональные преступники» на английском звучит как «career criminals».

[10] «Bеruf» может быть переведен и как «профессия», и как «призвание». На основании анализа протестантизма М. Вебер пришел к выводу, что двусмысленность термина «beruf» не случайна: она исходит из понимания профессиональной деятельности как божественного призвания и имеет принципиальные для европейского общества и европейской культуры последствия. Поэтому по обыкновению для перевода термина «beruf» используют сразу оба значения.

[11] Шутова В.А. Феномен призвания в работах М. Вебера // Вестник Челябинского государственного университета. – 2009. – № 18 (156).

[12] Шлыков В. Миф об американской «профессиональной армии» // Отечественные записки. – 2002. – №8.

[13] Кортунов С.В. Военно-гражданские отношения в вопросах военной доктрины и военного строительства // Военно-гражданские отношения в демократическом обществе. – М., 1998.

[14] Печуров С.Л. Гражданско-военные отношения в англо-саксонской системе руководства вооруженными силами // Военная мысль. – 2008. – № 10.

[15] Трикило Е.А. Военно-гражданские отношения в условиях демократии : Социально-философский анализ : Дис. ... к.филос.н. : 09.00.11– М., 2002.

[16] Huntington S. The Soldier and the State P.80.

[17] Ibid., P.38.

[18] Ibid., P.83.

[19] Ibid., P.80.

[20] Паркинсон С.Н. Законы Паркинсона. – М., 1999.

[21] Pollard T., Boggs C. The Hollywood War Machine: U.S. Militarism and Popular Culture – Paradigm, 2007.

[22] Armed Forces and International Security. Global Trends and Issues.– Lit, 2003.

N'Diaye B. How Not to Institutionalize Civilian Control: Kenya's Coup Prevention Strategies, 1964-1997 // Armed Forces & Society. – 2002. – vol. 28.

[23] Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности – ОБСЕ, 1994.

Коментувати



Читайте також

Це майданчик, де розміщуються матеріали, які стосуються самореалізації людини, проблематики Суспільного Договору, принципів співволодіння та співуправління, Конституанти та творенню Республіки.

Ми у соцмережах

Напишіть нам

Контакти



Фото

Copyright 2012 ПОЛІТИКА+ © Адміністрація сайту не несе відповідальності за зміст матеріалів, розміщених користувачами.