Никита Кадан надеется, что его текст положит начало плодотворной теоретической дискуссии.
Поводом к появлению этого текста стал заставший меня врасплох вопрос: есть ли в Украине ангажированное крайне правое современное искусство? Нельзя сказать, что вопрос этот меня заинтересовал сразу же. На первый взгляд показался очевидным и не требующим разъяснений ответ «нет».
Но на второй и более пристальный взгляд, которого, если бы не изрядная настойчивость спрашивавшего, могло бы и не быть, очевидность эта начала тонуть в не выговоренных ранее противоречиях. Они связаны с различным пониманием словосочетания «современное искусство».
Крайне правое современное искусство… Его делают ультраправые художники? Я никогда их в Украине не видел. Современное искусство в гораздо большей степени, чем искусство прошлого, зависит от возможностей репрезентации. Вне ситуации показа его просто нет. Исключение – лабораторные или тяготеющие к растворению в повседневной жизни, не-экспозиционные художественные проекты. Но они не соответствуют принципам зрелищной «эстетизации политики» (по Вальтеру Беньямину), являющейся сутью правого искусства. Поэтому вряд ли возможно говорить о каких-то «крайне правых современных художниках», остающихся невидимыми и находящихся при этом на небольшой и достаточно ярко освещенной украинской художественной сцене.
Современное искусство и крайне правые выглядят несовместимыми в своих основаниях. Космополитизм первого и национализм вторых. Субверсия всякого рода патетики и надувной пафос «крови и почвы». Легкое скольжение между разнообразными культурными формами и замешанный на ксенофобии фанатический пуризм.
Крайне правым затруднительно работать на территории современного искусства, так как художественный мир сегодня пронизан международной коммуникацией. Он не однороден, но един. В нем формируется общий архив знания, между элементами которого присутствуют прочные связи. Полноценно соотносить себя с этим архивом художник-ультраправый не может хотя бы потому, что архив этот в огромной степени сформирован представителями «не тех» рас, сексуальных ориентаций и политических убеждений.
Конечно, существует и фигура художника-индивидуалиста, декларативно независимого от контекста и выносящего в область публичного внимания исключительно выделения собственного «я», но для автора с радикальными правыми убеждениями и путь крайнего индивидуализма закрыт, так как он не соответствует идее «служения». Поэтому присутствие ультраправых на территории международного современного искусства минимально и возможно лишь в виде исключения. Такие фигуры, как член дугинского «Евразийского союза», московский художник Алексей Беляев-Гинтовт, чья милитаристски-имперская стилистика выросла из игривой всеядности постсоветских 90х – представляют собой редкие и, по сути, маргинальные казусы.
Но здесь мне нужно признаться, что понятия «современный художник» и «современное искусство» я давно и привычно приравниваю к «актуальному художнику» и «актуальному искусству». То есть интернациональный язык, критическая направленность, экспериментальный характер являются для меня родовыми качествами «современного» произведения. Картины, скульптуры и графические работы, созданные для украшения быта покупателей этих произведений авторами, стремящимися следовать классическим критериям художественного мастерства, то есть произведения «традиционные» – кажутся мне относящимися к другой области человеческой деятельности. У меня с теми, кто их производит просто разные профессии…
Однако очевидно, что подобный подход свойственен крошечному, и, к тому же, обладающему личной заинтересованностью меньшинству. По маргинальной внутрицеховой версии в Украине есть лишь небольшая группка (человек 20-30) «современных художников» и находится она постоянно на виду: в Центре современного искусства при Киево-Могилянской Академии, PinchukArtCentre, и ряде считающихся прогрессивными галерей.
Но для большинства людей современное искусство есть все искусство, производимое сегодня. Если так, то современных художников тысячи: тех, кого ежегодно выпускают художественные ВУЗы, кто вступает в Национальный союз художников Украины (НСХУ), кто выставляет свои работы на сезонных выставках НСХУ вроде «Мальовничої України» или в салонах интерьерной живописи. Именно Союз художников выступает в этой среде основным носителем критериев художественного качества и гарантом верности традициям, а также единственным посередником между украинскими художниками и государством.
Примеры «правого современного искусства» можно в большом количестве увидеть именно на многочисленных киевских и региональных выставках НСХУ объединяющем болем четырех с половиной тысяч членов по всей Украине. Эта организация была основана в 1938 году в целях идеологического и эстетического контроля художественного производства и показа. Во главе ее находились художники, верные методу социалистического реализма. После падения Советского Союза НСХУ не смог перестроиться из идеологической организации в структуру «просто» отстаивающую профессиональные интересы художников. Растерянные соцреалисты, потеряв идеологический стережень, но будучи неспособными избавиться от привычки декорировать высказывание власти, массово обратились к правой, националистической идеологии. Зазвучали торжественные речи о «духовном возрождении нации», «возвращении к корням», «возобновлении прерванной красными оккупантами культурной традиции». Практика эстетического контроля сохранилась – на выставках НСХУ отсутствуют работы с использованием нових медиа, да и вообще что-либо, далеко отошедшее от канонов академизма. Позволительным считается также китч, адаптирующий модернистские приемы вековой давности. Поскольку НСХУ является единственной украинской художественной организацией, получающей поддержку от государства, располагающей мастерскими для художников и выставочными залами во всех крупных городах, то актуальное искусство либо оказывается на территориях приватного владения (в коммерческих галереях, частных художественных центрах и музеях), либо становится экспортной продукцией, демонстрируемой в странах с модернизированной культурной политикой. Первоочередной для украинской власти оказывается поддержка огромной, но полуживой художественной организации, зависимой от идеологических инъекций.
Ощущение собственной несостоятельности на интернациональной художественной сцене порождает изоляционизм как средство самозащиты. Сопровождением изоляционизма является ксенофобия. Предостережения против проникновения в украинское искусство чужеродных элементов и проклятия в адрес «манкуртів-запроданців», ставящих под сомнение прочность границ национальной культуры, являются стабильной составляющей публикаций в выпускаемом НСХУ журнале «Образотворче мистецтво».
Очевидно, многие члены Союза художников обращают мало внимания на речевой поток идеологов организации, тихо и аполитично занимаясь коммерческой живописью и скульптурой в полученных от Союза бесплатних мастерских. Однако политическая окраска публикаций и выставок НСХУ, приуроченных в основном к государственно-патриотическим и религиозным праздникам видна невооруженным глазом: агрессивный консерватизм и культ национальной идентичности, нуждающийся для своего поддержания в образе внешнего врага. Подобным образом дела обстоят и в Союзе писателей Украины. А также в ключевых государственных институциях искусства и культуры. Местный культурный официоз является политически правым - исключения незначительны.
На этой территории радикальные националисты чувствуют себя вполне комфортно, тем более что к «сдержанным» формулировкам позиции им не привыкать. И если в выражениях неприязни к врагам нации седоусый заслуженный деятель культуры будет более сдержан, чем молодчик из какой-нибудь ультраправой группировки, то позитивный образ будущей «духовно возрожденной» Украины у них вполне сходится. Официальные институции культуры и творческие союзы демонстрируют ориентацию на производство мифов о героическом прошлом и объектов поклонения. К этому направлению примыкает значительная часть культовых писателей, поэтов и музыкальных групп, привлекающих немалое количество молодых людей в лагерь «профессиональных украинцев», которые, впрочем, остаются активным меньшинством. В это время большинство граждан, в первую очередь тех, чье социальное и имущественное положение затрудняет доступ к «высокому» искусству, потребляет суррогатную массовую культурную продукцию, не дающую своим поклонникам ничего, кроме минут сладкого забытья между долгими часами изнурительного труда. Об идеологической окраске этой культуры говорить вряд ли уместно. Следует, впрочем, принять во внимание то, что, размягчая сознание своих потребителей, она поддерживает незыблемость господствующего общественного порядка.
Кладбищенские приоритеты государственной культурной политики подкреплены полным игнорированием инновационных проектов. Оголтелый консерватизм программ художественных ВУЗов, выставочные залы, полнящиеся патриотичным китчем сочетаются с отсутствием государственного центра, сети музеев и муниципальных галерей современного (актуального, экспериментального, нового) искусства, которые давно появились в абсолютном большинстве восточноевропейских стран. Самую яркую демонстрацию культурно-политического вектора Украины представляет собой новодельный музейный мега-комплекс «Мистецький Арсенал» с монструозным «Древом Украины» на воротах и работами сегодняшних скульпторов-архаистов, украшающими двор. Избушка повернулась к прошлому передом, подставив будущему тыл. И оно не замедлит нанести удар.
А как же «актуально-художественное» сообщество, о космополитических установках и критических ориентирах которого шла речь в начале этого текста? Ведь находясь постоянно в соседстве с политически оформившимся официозом и не разделяя его предпочтений, оно рано или поздно неизбежно оказывается в положении конфронтации с ним. Здесь нужно вспомнить нападки на актуальное искусство с консервативных позиций, имевшие место последнее время. Речь идет о закрытиях выставок «Общее пространство» Печерскими районными властями, и «НЗ» - руководством «Мистецького Арсеналу». В обоих случаях поводом стал показ «неподобающих» произведений в непосредственной близости к Киево-Печерской Лавре. Выставка «Новая история» в Харьковском художественном музее была закрыта музейным руководством, по той причине, что социально-критические современные работы якобы оскверняли своим присутствием неприкосновенную экспозицию классического искусства. Но во всех этих случаях хранителей духовности принуждал прибегать к радикальным действиям не патриотический порыв, а страх как бы чего не вышло.
Совершенно другой характер имеет недавнее сожжение галереи Павла Гудимова неизвестными, оставившими надпись «Ні содомії! ОУН.» Незадолго до того представителями организации «Тризуб ім. Степана Бандери» были сорваны презентации литературной квир-антологии «120 сторінок Содому». Целью нападающих, по их заявлениям, было «остановить пропаганду содомии». Перед поджогом в галерее Гудимова также прошла дискуссия, касающаяся ЛГБТ тематики. Таким образом, ультраправые внятно заявили намерение формировать с помощью актов насилия культурную жизнь в Украине на свой вкус.
Существование украинского современного искусства (здесь я возвращаюсь к употреблению этого термина в отношении ранее упомянутого круга 20-30 авторов, а также дополняющих профессиональное сообщество критиков, кураторов и галеристов) в удалении от реальной общественной жизни, раздираемой политическими противоречиями, привело к тому, что его пострадавший представитель оказался неспособен вступить в противостояние с теми, кто публично и декларативно избрал «неправильные» явления культуры подлежащими уничтожению. Лицо противника осталось скрытым (ОУН публично опровергла свою причастность), но идеологическая окраска события остался очевидной. В свете предшествовавших нападений на книжные презентации борьба в вандалами естественным образом превращалась в борьбу с ультраправыми. Но на пресс-конференции состоявшейся непосредственно после поджога Павел Гудимов всячески обходил тему следа правых радикалов, а потом и вовсе публично заявил, что не имеет ни малейшего представления о том, кто и почему мог бы это сделать.
Украинское актуальное искусство, в том виде, в каком оно сформировалось в 90е определяется следующими чертами: всепроникающей иронией, наигранным инфантилизмом, бегством от каких-либо жестких формулировок позиции, ненавязчивой провокационностью, выражающейся в заигрывании с религиозной и сексуальной тематикой, визуальной привлекательностью, размыванием границ с массовой культурой, своеобразной «легкостью», то есть свободой от тяжеловесных интеллектуальных конструкций, и безответственностью. Социально-критическая составляющая отличала художников «Харьковской школы социальной фотографии», но ее основные фигуры покинули Украину и ключевые позиции оказались полностью заняты деполитизированным искусством. Его художественные программы естественным образом получили отражение в общественном поведении авторов. Художники оказались неспособны публично заявить свое право на государственную поддержку, в том числе на государственный центр современного искусства.* В то же время они оказались очень податливыми в отношении заказов и пожеланий новых украинских богатых, некоторые из которых компенсируют частной благотворительностью отсутствующую социальную поддержку современного искусства.
Круг тем, связанных с болевыми точками социальной и политической жизни не востребован этими художниками. Также не востребована и политизация искусства на уровне метода и формы – коллективная творческая работа, комплексные многоуровневые повествования, активизирующие сознание зрителя и делающие восприятие искусства трудом, site-specific** проекты, которые затруднительно «снять и упаковать».
Несмотря на все очевидное несоответствие мира актуального искусства и правой идеологии, места и ситуации их встречи и знакомства-обнюхивания все-таки существуют.
Такими являются пережевывание темы национальной уникальности в «предствительских» выставочных проектах, которые требуют государственной поддержки, в частности украинских презентациях на Венецианской биеннале, шутливые заигрывания с «гламурным фашизмом», элитаристское пренебрежене к «быдлу», то есть попросту большинству, характерное для значительной части околохудожественной среды.
Можно продолжить этот ряд симптомов этической неразборчивости, всеядности, которая, получая легитимацию на территории культуры, становится лучшим удобрением для роста правизны. Вместе с небрезгливостью одних деятелей культуры в отношении ксенофобии, игнорированием болезненных тем другими, эта всеядность третьих создает культурный фон, вполне благоприятствующий подъему правых настроений. Таким образом, и актуально-художественное сообщество занимает свое место в правом консенсусе, определяющем жизнь культурного пространства Украины. Потому, в понимании радикальных националистов цензура литературы и искусства с помощью коктейля Молотова – это не борьба с пришедшим извне врагом, а, скорее, прополка собственного огорода.
Впрочем, повторюсь, ультраправого актуального искусства и ультраправых актуальных художников в Украине нет. Но таковые и не нужны для сохранения правого консенсуса в украинском искусстве и культуре, который поддерживается недвусмысленной политической артикуляцией позиций традиционалистов и молчаливой пассивностью в этой области большей части «актуальных» авторов. Если первые продолжают оставаться официозом, то вторых уже никак не назовешь нонконформистами. И если общественная востребованность первых доказана деньгами налогов, из которых финансируется работа огромной машины официального искусства, то социализация вторых заметна лишь в доступной немногим области гламурных развлечений. Принципиально аполитичные художники существуют на территории частного, программно правые – на территории общего.
Вот верный ответ на прозвучавший в начале текста вопрос.
Но содержится ли в украинском искусстве действительная альтернатива такому положению дел? Если это положение предъявляет себя как некую тотальность, то альтернативы или, скорее, то, что может ими стать, проявляются точечно. Они подобны маленьким разрывам, нарушающим целостность праздничной декорации правого консенсуса. В этих разрывах коренится новое понимание места и функции искусства. Речь идет об установлении первенства познавательных и критических задач искусства по отношению к задачам развлечения и украшения. Также – о междисциплинарной коммуникации, в которую вовлекаются художники, социальные исследователи и политические активисты. Нельзя сказать, что эти сообщества демонстрируют сейчас сильную тягу к сближению – мешают вышеупомянутая иллюзия элитаризма, интеллектуальный снобизм и снобизм субкультурный. По распространенному среди активистов мнению художники излишне привязаны к системе арт-институций и уходят от прямой политической ангажированности. Немало теоретиков считают, что художники, манипулируя иррациональной составляющей творческой деятельности, уходят от внятной артикуляции той или иной проблематики, а также остаются непозволительно ориентированными на производство объектов, имеющих хождение на рынке искусства.
По мнению многих художников, активисты и теоретики стремятся инструментализировать искусство, превратив его в агитку либо иллюстрацию. Каждая из позиций вполне аргументирована и не безосновательна.
В Украине ситуация осложняется еще и нахождением актуального искусства почти исключительно в упомянутых частных центрах и коммерческих галереях. Это дает дополнительные основания для обвинения этого искусства в буржуазном характере.
Слабое представительство интернациональной критической теории в Украине осложняет понимание искусства, являющегося частью международного художественного процесса. И если активистская деятельность в своем агитационном сегменте ориентирована на местное восприятие, то художественная работа соотносит себя с международной дискуссией – что естественно приводит к разногласиям между людьми из политактивистской и художественной сред.
Но эти разногласия не являются непреодолимыми. Переступить через них поможет сама невыносимость культуры правого консенсуса – культуры, где жертва упрямо не желает замечать сапог, топчущий ее лицо, где бессильный смешок интеллектуалов заглушен дружным ревом «патриотических сил», где моральной диктатуре не противостоит ничего, кроме вялого релятивизма.
В середине этого десятилетия в искусстве Украины было намечено новое направление. Небольшое количество молодых художников обратились к различным формам ангажированности, социальной критики, политизации искусства на уровне формы и содержания. В последующие годы они стали убедительным противовесом декоративно-анекдотичному украинскому галерейному искусству. В 2009м выставка «Взгляды» и сопутствовавшая ей дискуссионная программа в ЦСИ при НаУКМА стала пространством встреч и дискуссий художников и левых политических активистов. На подходе ряд новых инициатив, связанных с взаимодействием искусства, низового политического действия и теории, новым определением места и социальных задач искусства.
Возможно, мы стоим на пороге перемен.
*Лучшим комментарием к этой ситуация является написанный в 1995 году текст Александра Ройтбурда «Искусство и государство» http://www.zombie.tinka.cc/en/node/110 , а также тот факт, что со времени написания этого текста положение современного искусства в Украине принципиально не изменилось.
** Художественные работы, реализованные в том же месте, где они репрезентируются, неразрывно связанные с этим местом по смыслу и по материальному воплощению.
http://livasprava.info/index.php?option=com_content&task=view&id=1498&Itemid=1
Никита Кадан,
художник, участник группы Р.Э.П.
29.11.2009
